

Он встал на лапы и пошёл,
а я смотрел на зверя спину:
фигура в латах из хитина,
в шипах защитные пластины...
Трёхпалый след в глубь чащи вёл.
Владимир, друг мой закадычный
сидел в разодранных штанах,
курил и сплёвывал привычно.
Плескался страх в его глазах.
Сидели и молчали мы.
Чуть одаль ствол гнилой валялся,
Владимир встал и зашатался,
хромая, двинулся в холмы,
Но не дойдя, присел на ствол
и взглядом чуждый мир обвёл.
Взошло косматое светило
и осветило странный мир:
луна уж в волны опустилась,
что о прибрежный камень бились
и кроны бриз зашевелил.
Холмы поросшие кустами,
скрывали трели ручейка.
Друзья от жажды изнывали,
как божий дар была река.
Мы поднялись и, ковыляя,
сквозь редкие кусты пошли,
холм потихоньку, огибая,
под свод растений забрели.
В ложбине влажной и тенистой
ручей бежал и влагой чистой
блестел и зайчики играли...
И мы вдвоём к воде припали.
Но отдышавшись, отдохнули,
и снова к ручейку прильнули.
Напившись, мы не уходили,
свой взгляд невольно обратили,
что камне выбиты ступени,
их закрывали плотно тени.
По лестнице спускался он,
пришелец страшный, молчаливый.
Как видно, поменял фасон:
повязки бедренной извивы
закрыли чресла - моветон...
А в лапах он держал мешок
за неширокий ремешок.
Так, иногда касаясь веток,
он приближался не спеша.
И трепетала вновь душа
в заблудших в этом мире "деток".
И вновь мне голову сдавило,
Владимир тихо застонал -
пришелец с раной колдовал
и чем-то вязким заливал.
Мешок открыв, достал рулон
зелёный лаково-блестящий,
забинтовал неспешно он
и зафиксировал скользяще.