Казалось бы, связать любовно-женственное с музыкальным было сложнее, когда дело касалось представительниц романтического круга, не обладавших заметными музыкальними талантами - например, самой знаменитой из подруг романтиков, Каролины (жены А.В.Шлегеля, а впоследствии - В.Ф.Шеллинга). Но здесь на помощь романтикам приходила способность обнаруживать музыкальность и там, где ни малейшего намека на реальную музыку не было. К созданию музыкального образа Каролины романтики шли и напрямик, попросту домысливая "до музыки" звучание ее голоса (Ф.Шлегель, слушая, как Каролина читает Гете, признает, что "ее мелодичный голос для его слуха - музыка"; 7, 1, IX), и окольным путем, выискивая в стиле общения Каролины, в некоторых чертах ее духовного склада аналогии музыкального. Беседа с женщиной вообще рассматривалась романтиками как некий заменитель музыки, о чем свидетельствует, например, дневниковая запись Жубера: "Утонченная беседа с мужчиной - унисон, с женщиной - гармония, концерт... Первая доставляет нам удовлетворение, вторая - очаровывает" (18, 1, 234)*. Присущие Каролине гибкость и быстрота восприятия, способность стремительно реагировать на невысказанное в речи, следовать за движением ее подтекста вполне соответствовали романтическому представлению о музыке как свободной, неконтролируемой изменчивости, отображающей все извивы "душевного потока". Конечно, беседа с Калолиной - настоящая музыка. "Она вопринимала каждый намек и отвечала также на вопросы, которые не были заданы, - пишет о Каролине Ф.Шлегель в "Люцинде", - перед ней было невозможно произносить монологи: они сами собой превращались в беседу, и при возрастающем интересе на ее тонком лице играла всегда новая музыка одухотворенных взглядов..." (26г49). Создавая музыкальный образ Каролины, романтики не могли удержаться от восторженной экзальтации: музыкальное в Каролине бессмертно, космично. В этом смысле всех превзошел, пожалуй, ее второй супруг В. Ф. Шеллинг; в посвященном Каролине рождественском стихотворении (1799) он обращается за метафорой к почитаемому романтиками пифагорейскому учению о гармонии сфер: любовь Шеллинга к Каролине - песня, мелодия; когда-нибудь "темный шифр" его стихотворения откроет тайну этой мелодии потомкам. "С завистью смотрю я, как поздние поколения прислушиваются к мелодии, которая никогда не умолкнет, ибо эта песня вместе с вечными гармониями мироздания достигнет далекого будущего" (7,1, 661-662).
Если от возвышенного поэтического теоретизирования обратиться к уровню бытовой куртуазии, если проследить, в какой обстановке, при каких обстоятельствах возникали и легкомысленные флирты, и трагические страсти романтиков, то нетрудно обнаружить особую значимость музыкального инструмента как вещи, словно бы организующей вокруг себя особый поэтический исповедально-любовный локус, удобный для зарождения страсти, для первых интимных признаний. Любовные приключения романтиков часто разыгрываются за фортепиано, стеклянной гармоникой, арфой - иногда во время совместного музицироваиия или совместных уроков музыки. Бытовое музицирование как орудие любовной исповедальности, смело перешагивающей границы приличия, творящей новую этику раскрепощенного самовыражения, изображено в романе Жермены де Сталь "Дельфина" (1802). Вокруг фортепиано как бы образуется островок счастливой, ничем не затрудненной интимности - героиня посредством пения легко открывает возлюбленному свои сердечные тайны; но любопытно, что оба прекрасно осознают и рискованность своего
---------------------------
* Один из корреспондентов Рахили, близкий романтическому кругу (Александр фон Марвиц), в письме к ней свое затянувшееся молчание мотивирует тем, что чувствовал себя недостойным обменивать свое бедное слово на громовую музыку души" Рахили 130. 64-65)
40
музыкального поведения - подразумевается, что лично-исповедальный момент подобного музицирования очевиден или почти очевиден для всех присутствующих. Таков парадокс романтической музыкальной исповеди: она - интимнейшая "тайнопись", иносказание; но достаточно малейшего "пережима", сдвига акцента, чтобы она обернулась скандально непристойной публичностью. Музыкальное любовное признание - волнующе-упоительная игра с фундаментальными свойствами самого языка музыки, одновременно безразлично-всеобщего и интимно-обращенного к "сердцу" каждого. "Мне поручили роль Дидоны (речь идет об опере "Дидона" Н. Пиччинни, 1783, - А.М.); Леоне сел почти напротив нас, облокотившись на фортепиано; я едва смогла извлечь первые звуки, но взглянув на Леонса, я увидела, что его лицо приняло свое естественное выражение, и все мои силы вернулись ко мне, едва я дошла до этих слов на столь трогательную мелодию:
Ты знаешь мое чувствительное сердце;
Пощади его, если это возможно;
Разве ты хочешь отягчить его скорбью?