Звукомузыкальная эротика романтиков

 В литературных текстах романтиков мы часто сталкиваемся с характерным приемом введения женского персонажа: герой сначала слышит пение или игру невидимой женщины, очаровывающие его, и лишь затем (это "затем" - своего рода мучительно-сладостная ретардация - может растягиваться, например, на сутки, как это происходит в трагедии Брентано "Алоиз и Имельда") следует визуальное знакомство. Женский образ вводится музыкальной прелюдией Антония, героиня гофмановского рассказа "Советник Кресперль, входит в текст в образе своего пения, которое герой случайно слышит под окном дома советника: "...Я никогда и предчувствия не имел об этих долго выдержанных звуках, об этом соловьином журчании, об этих великолепных взлетах и нисхождениях, об этом подъеме до силы органного звучания, об этом спаде до тишайшего дуновения" (16,1,43).

    Но разве не точно так же входят женские персонажи и в биографии самих писателей-романтиков? Сохранилось воспоминание выдающегося писателя и критика романтической эпохи, Карла Фарнгагена фон Энзе, о первой встрече с его будущей женой - Рахилью, салон которой стал центром романтизма в Берлине. Значимость акустического момента в этом первом впечатлении не оставляет сомнений: "...Страдальческое выражение придавало ясным чертам ее лица кроткую прелесть. В своем темном платье она двигалась почти как тень, но в то же время свободно и уверенно, а ее приветствие было столь же располагающим, сколь и благосклонным. Но что меня больше всего поразило, так это ее звучный, мягкий, из самой глубины души исходящий голос. .."(21,65). В воспоминаниях Альфонса Ламартина женскому голосу уделено такое значительное место, что французский исследователь мог с полным основанием утверждать: "Ламартин стал поэтом, потому что был влюблен в некоторые голоса" (8, 314-315) - их описания у Ламартина всегда развернуты в целые звуковые портреты: "...немного лихорадочная, томная, нежная и в то же время необыкновенно звучная вибрация этого голоса, душу которого я понимал без слов..." (8,312).

    Дочь консула Марка, пятнадцатилетняя Юлия, в которую был влюблен Гофман, обладала прекрасным голосом; на протяжении 1812 года образ ее пения постоянно присутствует во внутреннем музыкальном монологе гофмановского дневника: "28 января 1811. Вечером ужинал, пребывая в прекрасном, поэтическом настроении, воодушевленный великолепным пением Кетхен из Гейльбронна (Гофман постоянно называет Юлию именем героини из одноименной пьесы Клейста - АМ), удачно импровизировал на рояле; 30 апреля 1812. Вечером с трудом взвинтил себя с помощью вина и пунша - это очень странно, что в голове постоянно вертятся Ктх и музыка"'(2,462, 479). Более ранее увлечение Гофмана - Дора Хатт, которой писатель давал уроки музыки в 1792-1794 годах, - тоже окружается музыкально-певческим ореолом: в письмах Гофман называет ее "Кора", по названию популярной оперы И. Науманна (1779); широко известную в то время арию из этой оперы Гофман, очевидно, слышал и от своей ученицы (15, 1, 50). Магия женского голоса (пусть даже не поющего) настолько сильна, что отзывается и в мужском музицировании, подчиняя его себе, превращая его в выражение женственности. Ф.О.Рунге в игре знаменитого аббата Г.Й.Фоглера слышит лишь отзвуки женских голосов: "Когда он отбушевал, со всех сторон полились к нему, подобно волнам, нежные звуки - просьбы красавиц играть еще; они тронули его душу, и в струнах мелодически зашумели отзвуки этих просьб..." (описание вечера в литературном салоне писательницы Фридерики Брун в Копенгагене, письмо к брату, 14 января 1800; 25, 39-42). Новое отношение к женщине как средоточию особой магии звукомузыкального (но не виртуозно-концертного или оперного, но скорее интимно-сердечного, явленного в домашнем музицировании или просто в чисто акустическом обаянии тембровой окраски женского голоса) ощутимо в "Обермане" Этьена Сенанкура: "Голос любимой женщины еще прекраснее, чем ее черты... Говорит ли она - она возвращает к жизни забытые привязанности и мысли, пробуждает душу от летаргии (...). Она поет - и кажется, что все приходит в движение, все меняет свои места, она словно создает предметы, она творит новые чувства" (3, 135, 139).
37