75 лет Олегу Даль

25 мая любимому миллионами актёру исполнилось бы 75 лет. 
Олег Даль ушёл в 39 лет (3 марта этого года была ещё и 35-я годовщина его ухода). Он не имел званий, премий и призов (в 1978-м получил народного Украинской ССР). «Я артист — этим всё сказано». 

О собственной смерти Даль думал, писал весь 1980-й, после ухода «брата», Высоцкого: «Я следующий», «уйду за Володей…» На фото Даля на похоронах друга (и действительно брата по несчастью) больно смотреть. Пересуды за спиной: может, хоть это его вразумит, ведь он, «истеричный алкоголик», сам во всём виноват… А в обычном деловом письме Даля к знакомому режиссёру незадолго до смерти — вдруг на полях рисунок: могила с крестом и следы к ней. А эти беспощадные записи в дневнике, только для себя (теперь они изданы)? «Подари мне покой, о, Господи», «не надо мне искать грязь на стороне, её предостаточно во мне самом», этой «собственной гнуси» и «абсолютного безволия», «мозг утомлён безвыходностью идей и мыслей», «одиноко-то как, бог ты мой», «я — абстрактный мечтатель» и «какая ужасная профессия — быть зависимым…»

Ставка за «творческие встречи со зрителями» от тогдашнего Бюро пропаганды киноискусства (а это могло подолгу быть единственным источником заработка «опасного» артиста) — 18 руб. Даль не очень-то приветствовал эти «встречи», актёрские «выходы на публику», к народу. На одной из них, когда его по ошибке представили как народного артиста, тут же уточнил: «Я не народный, я инородный». А себя в дневнике спрашивал: «Как стать единственным? Найти неповторимость — в чём она?» Именно единственным и неповторимым Даль и был. «Кто-то должен быть Далем, кто-то — при нём карликом. В природе не предусмотрено существование двух Далей», — это уже его талантливейший и тоже неповторимый тёзка Олег Борисов, называвший Даля «заповедной личностью». Удивительный, уникальный, не такой, как все, — такое ощущение он вызывает: «Своеобразным обозвали, вернее — обозначили». Оказалось, что эта ипостась его — и дар, и крест.
«Он поражал какой-то нездешностью. Таким нездешним и остался», — вспоминала о Дале его третья жена Лиза. А вторая, знаменитая актриса Татьяна Лаврова, с которой актёр прожил всего полгода, писала, что «любить его было трудно, не любить невозможно». Его и впрямь очень нежно и с какой-то тревогой и страхом любили те, кто его понимал и ценил его уникальный дар. «Счастливейший партнёр — он талантливо ходил, молчал», — пишет Марина Неёлова.Жена Лиза Эйхенбаум, внучка знаменитого учёного-литературоведа с родословной, идущей от графов Апраксиных, ленинградская богемная интеллектуалка, вышла за Олега, страшно пьющего и малоизвестного, в 33 года, имея за плечами два брака, роман с Иосифом Бродским и Сергеем Довлатовым (предпочла ему Даля!), — и верно служила мужу 10 лет, оставив работу, обустраивая быт и дела, терпя его безобразные запои, переехала с мамой (обожавшей своего «зятёныша», «дурного и славного») ради него в Москву из писательской квартиры деда в хрущёвскую двушку (и ту ещё надо было купить: у коренного москвича Олега ничего не было).

Олег Даль в фильме «Старая, старая сказка», 1968 год Олег Даль. Хроника пикирующего артиста Она посвятила ему жизнь, хранила его архив, устраивала выставки, подготовила к записи пластинку-моноспектакль Даля «Наедине с тобою, брат…» по стихам Лермонтова, подготовила сборники его памяти, написала о нём книгу и сама — «Взрослый молодой человек», мечтала о музее в их последней квартире (и первом настоящем их доме) на Смоленском бульваре. С одной из таких выставок памяти артиста исчезли некоторые его личные вещи, магнитофон «Электроника». Олег так радовался этому подарку родственника — ветерана «Нормандии — Неман», сам бы никогда не купил, а для рабочих записей лермонтовских стихов он был так необходим! 
Последняя его роль в кино — в фильме «Мы смерти смотрели в лицо». Последняя поездка на творческие встречи со зрителями в сентябре 1980 г. была в Пензу, и он поставил условие — поехать в лермонтовские Тарханы и непременно посетить семейный склеп поэта. Так и было, и все отметили запредельную усталость, болезненный вид и какую-то отрешённость, сломленность артиста. Даль, по определению режиссёра Бориса Львова-Анохина — «трагический непоседа, непримиримый скиталец, гордый бродяга», кажется, и впрямь что-то знал о своём скором уходе, по крайней мере — предчувствовал. Выйдя из актёрского автобуса утром у гостиницы, сказал вдруг всем не обычное «До свиданья!» — «Прощайте!». Позавтракав в буфете, попрощался и с актёром Леонидом Марковым: «Пойду к себе. Умирать».